| Schatten | Дата: Вторник, 17.07.2018, 00:05 | Сообщение # 1 |
 Протектор
Группа: Сенешаль
Сообщений: 168
Статус: Offline
| 1.
Ночь. Он спит. Она ждёт, караулит сквозь полудрёму, прислушиваясь к его неровному дыханию. Ожидание невыносимо – скорее бы произошло то, что неизбежно. Тихо звеня, срываются с потолка минуты.
Вот оно, наконец-то… Он резко садится на кровати, уставившись в темноту перед собой, протягивает в неё руку, сдавленно стонет. Она берёт его за плечи, бережно, словно хрупкий сосуд, укладывает обратно, гладит по голове, целует влажный висок:
- Ш-ш-ш, тихо, тихо, мой маленький… Всё хорошо… спи…
И он засыпает. Мышцы расслабляются, дыхание постепенно успокаивается, сердце перестаёт колотиться, переходит на размеренные 70 ударов в минуту, которые она отсчитывает губами с его височной артерии.
Ближайшие два-три часа можно спокойно спать. Но она не может. Медленно, чтобы не потревожить, отодвигается на край кровати, прячет лицо в подушку, беззвучно плачет.
*****
Она выглядит устало, но, открывая дверь в спальню, натягивает на лицо улыбку:
- Доброе утро, милый.
Он всё ещё в постели, сосредоточенно смотрит в потолок, отвечает слабым кивком головы. Она подходит ближе:
- А я тебе завтрак приготовила. Пойдём, покушаешь.
- Не хочу.
- Надо, надо, мой сладенький. Во что ты превратишься, если кушать не будешь? Ну, давай же…
Он позволяет себя уговорить. Медленно ковыряется вилкой в тарелке, с трудом глотает несколько кусочков, не ощущая вкуса пищи. Она вздыхает:
- Завтра я тебе манную кашу сварю. По крайней мере, жевать не придётся. Ты сейчас что будешь делать?
Он пожимает плечами.
- Ну и ладно. Если не знаешь, так хоть посуду вымой. А я в магазин пока. Будь умницей.
*****
Она быстро собирается, целует его и вырывается на волю из тёмной удушливой квартиры, предварительно заперев дверь на оба замка. Идёт по улице, вдыхая морозный воздух, наслаждаясь солнечным светом, любуясь снежинками, которые танцуют под ногами. Уже зима. А она даже не заметила, как пролетела осень.
В супермаркете она не спеша выбирает продукты. Нужно, чтобы хватило на несколько дней. Вполне возможно, что завтра ему станет хуже и она не сможет вырваться из дома. У стеллажа с алкоголем она останавливается, думает – и кладёт в тележку бутылку вина. Потом ещё одну. Ещё несколько секунд размышлений – и к ним добавляется бутылка коньяка. Она мысленно хихикает. Знал бы кто, что она берёт это для себя – вмиг объявили бы алкоголичкой. Ещё один повод для обвинений – блок сигарет. Она веселится вовсю. Вот бы тема была для старух из подъезда – он псих, она пьяница, а оба при этом наркоманы.
Вспомнив о нём, она грустнеет и добавляет к продуктам шоколадку. Ещё недавно он любил шоколад.
Подходя к дому, тоскливо понимает, что не хочет возвращаться.
*****
В квартире всё так же темно и тихо. Она разбирает пакеты, лишь потом заходит в спальню с шоколадкой в руке.
Он сидит на кровати, сжимая в ладонях опущенную голову. Она садится рядом, обнимает:
- Всё хорошо, милый. Я с тобой. Снова болит, да?
Он кивает, кладёт голову ей на плечо.
- А посмотри, что я тебе принесла… хочешь кусочек? – он отрицательно качает головой. – Ну и ладно, ну и не надо.
Сердце сжимается. Она ложится, увлекает его за собой, крепко прижимает. Хочет что-то сказать, но чувствует, что голос будет дрожать, поэтому молчит. Он начинает тихо всхлипывать. Она не видит его слёз, но ощущает влагу на своей груди, там, где его лицо. Ей тоже хочется плакать, но она не может себе этого позволить. Закусывает губы и чувствует вкус крови.
Через некоторое время она открывает глаза, осознаёт, что спала. Смотрит на него. Он тоже спит – лицо спокойное, но всё ещё блестят невысохшие слёзы. Она тихонько встаёт, укрывает его пледом, выходит.
*****
На кухонном столе телефон – звук отключён, работает виброзвонок. Подруга.
- Привет, дорогая.
- …
- Дома, где же ещё?
- …
- Как всегда – не лучше и не хуже. Спит сейчас.
- …
- Я не нервничаю. Я привыкла уже.
- …
- Нет, конечно. Он и мухи не обидит, а меня ведь любит.
- …
- Я просто знаю.
- …
- Как ты можешь такое говорить? Ну как я его брошу? Кто за ним присмотрит – мамаша его, судьбой пришибленная? У него же, кроме меня, никого и нет. К тому же, я его люблю.
- …
- Я не обижаюсь. Я знаю, что ты говоришь это из добрых побуждений.
- …
- Да, дорогая, всё отлично.
- …
- Нет, лучше ты заходи. Мне так будет спокойнее, ты же понимаешь…
- …
- В лучшем случае – он обрадуется, в худшем – ему будет всё равно.
- …
- Замечательно. Значит, жду в пятницу. Давай.
Положив мобильный, она открывает бутылку вина и делает несколько глотков просто из горлышка.
*****
Он просыпается ближе к вечеру. Она вздыхает устало – впереди бессонная ночь.
За ужином едва умудряется впихнуть в него хоть немного еды.
Полночь.
- Пойдём ложиться, родной.
- Я не усну.
- Просто полежим вдвоём. Хочешь, я тебе почитаю?
- Нет.
- Но хоть что-то ты хочешь?
- Прости…
- Ладно. Я спать тогда. Не будь долго.
Лёжа, она слушает его шаги. Потом проваливается в сон – серый туман без сновидений.
Он приходит к ней под утро, ложится рядом – замёрзший и дрожащий. Она прижимается к нему, чтобы согреть его тело и свою душу.
За окном рождается рассвет, но его не видно через плотные шторы.
*****
Ещё одно утро. Он не спал – она понимает это по тёмным кругам под глазами. Целует его, но он остаётся безучастным.
Она идёт на кухню, варит обещанную манную кашу, потом кормит его, как младенца – из ложечки, что-то ласково приговаривая. Он послушно съедает всё и она воодушевляется:
- А давай на улицу пойдём.
Он отказывается.
- Там зима уже. Ты же снега ещё не видел. В парк пойдём, там сейчас нет людей, я тебе обещаю.
Он смотрит умоляюще.
- Не хочешь? Ну давай хоть на балкон выйдем, хоть свежим воздухом подышишь. Посмотри на себя – ты же зелёный просто. Сколько можно прятаться за закрытыми шторами? Но хоть шторы-то мне можно открыть?
- Нет, пожалуйста… – в его глазах виден страх и она сдаётся.
- Хорошо. Пусть будет так, как хочешь ты.
*****
День тянется невыносимо долго. Минуты больше не капают с потолка, а висят тяжёлыми налитыми гроздьями.
Он привычно сидит на кровати в тёмной спальне, смотрит куда-то немигающим взглядом. Ей интересно, о чём он думает и думает ли вообще, но спросить не решается – боится растревожить.
Она одевается, берёт начатую бутылку вина, выходит на балкон. Пьёт из горлышка, выкуривает одну сигарету за другой, любуется изредка пролетающими снежинками, грустно улыбаясь, думает, не сделать ли один шаг – вперёд и вниз.
Просидев на балконе две вечности, она возвращается в квартиру. Часы насмехаются: две вечности, как же… Всего-то два часа с небольшим. У вас самой-то с головой всё в порядке, барышня?
Он всё так же сидит, вглядываясь в пространство.
*****
Она садится перед ним на корточки, берёт его руки:
- Ну, как ты тут, мой сладкий?
Лишь теперь он замечает, что не один, пытается вернуться в реальность:
- Всё нормально. Не волнуйся, милая.
- Поспать бы тебе… Может, всё-таки примешь снотворное?
- Нет, милая. Не хочу потом умирать от головной боли.
- А я уже и не знаю, что хуже… Твоя бессонница или твоя боль… Или эта твоя апатия, – она встаёт на ноги. – Почему ты не можешь найти себе занятие?
Он пожимает плечами. Она спокойна с виду, но голос окрашивается нервозностью:
- Нельзя вот так сидеть целыми днями в темноте, милый… Делай хоть что-нибудь. Как раньше. Слушай эту дурацкую заупокойную музыку! Рисуй свои дурацкие картинки! Читай, пиши что-то, только не сиди, как изваяние! Я устала! Ты понимаешь меня? Я устала от всего этого!!!
Голос срывается на крик. Эмоции затмевают разум. Беглый нервный взгляд спотыкается об его фигуру, останавливается на лице, искажённом гримасой страдания. В его глубоких синих глазах начинает зарождаться мучительный шторм, грозящий вырваться на волю паническим пароксизмом.
Она понимает, что натворила, падает на колени, прижимается к его ногам и шёпотом:
- Прости… прости, любовь моя…
*****
Остаток дня и добрую половину ночи она не отходит от него. Сжимает в объятиях, машинально считает губами пульс на височной артерии, чтобы очередной приступ не застал её врасплох. Они следуют практически один за другим и это пугает.
В промежутках между приступами она пытается вспомнить, как давно это с ними происходит. Месяца три, наверное… Или тогда было ещё лето?
Сперва он начал замыкаться в себе, жизнерадостность сменилась молчаливой угрюмостью. Потом перестал выходить из дома, целыми днями слушал непонятную для неё музыку, рисовал чёрной тушью жуткие картинки, писал в большой тетради то, что сам называл стихами. После того, как случился первый приступ, она едва ли не силой затащила его к доктору. Тот посмотрел, послушал, покачал головой, сказал, что невроз – это не приговор, выписал лекарства и отправил домой. Теперь она – специалист по невротическим расстройствам. Правда, самоучка.
А он, несмотря на лечение и уход, всё больше замыкался в себе, занавесил окна плотными шторами, не пропускающими ни лучика света, забросил все свои странные привычки. В конце концов стал таким, как сейчас.
*****
Следующий приступ начинается внезапно, нахлынув с такой мощью, что даже она ощущает в душе липкий холодок страха.
Его лоб покрывается крупными каплями пота, потом даже одежда становится влажной. Сердце колотится с невероятной силой и скоростью, дыхание прерывается, мышцы судорожно каменеют. Даже в темноте она видит, как глаза его наполняются необъяснимым животным ужасом, словно видят что-то, скрытое за гранью возможного. Она чувствует, что ему страшно, очень страшно, пытается успокоить, шепчет что-то, целует – безрезультатно. Он плачет, стонет, почти кричит от страха и нахлынувшей головной боли, которая вскрывает череп, кромсая мозг раскалённым адским скальпелем.
Проходит вечность… Вторая… Третья…
Ей кажется, что она сама потеряла рассудок. Она уже не пытается сдержать его, успокоить, вернуть. Она хочет, но не может молиться, в мозгу пульсируют всего два слова: «Спаси… сохрани… спаси… сохрани… спаси… сохрани…»
Приступ заканчивается так же внезапно, как и начался. Тело его обмякает, расслабляется, стоны становятся всё тише и тише, потом совсем прекращаются. Глаза закрыты – она не знает, обессилен ли он, спит ли или находится без сознания.
Она вытирает его мокрое от пота и слёз лицо, привычно прижимается губами к артерии и терпеливо ждёт успокаивающих семидесяти ударов в минуту. Дождавшись, укрывает его потеплее, выходит.
*****
Сумасшедшее напряжение изливается слезами, которые она не утирает и, кажется, даже не замечает. Для начала завешивает дверь в спальню одеялом, чтобы в неё не проникли свет и звуки, потом включает все лампочки, которые есть в квартире, удивлённо осматривается – уже успела забыть, как тут всё выглядит при ярком свете. Находит mp3-плеер, включает. В наушниках какие-то металлисты – отлично, просто замечательно. Достаёт коньяк – будто знала, что пригодится. Первый бокал выпивает залпом. Курит прямо на кухне, в форточку. Металл не может заглушить его стоны, которые всё ещё звучат в ушах. Коньяк. Сигарета. Коньяк. Сигарета…
Светает, когда она засыпает, положив голову на кухонный стол. В наушниках грохочет Amon Amarth.
*****
Она просыпается в одиннадцать. Выключает музыку и свет по квартире, неторопливо убирает на кухне, пьёт кофе, выходит на балкон покурить, потом варит для него манную кашу.
Входя в спальню, натягивает лучезарную улыбку на усталое лицо.
- Доброе утро, мой сладенький. Как ты сегодня?
Он тяжело вздыхает. Она подходит, садится на край кровати, целует его:
- Опять голова? Ничего, милый, сейчас всё пройдёт, обещаю.
Целует ещё и ещё раз.
- Вот и всё, вот и прошло, правда, маленький? А теперь идём кушать. Надо…
2.
Он почти не встаёт. Почти не ест. Совсем не говорит.
Иногда напряжённо смотрит в потолок. Чаще лежит с закрытыми глазами.
Бывают дни, когда она время от времени прижимается ухом к его груди и слушает сердце – чтобы убедиться, что он всё ещё жив.
Судорожных приступов больше нет. В последний раз… когда он был? Давно уже, очень давно.
*****
В последний раз его колотило больше суток. Приступы накатывали один за другим, почти без перерыва, каждый сильнее предыдущего. От крика он сорвал голос и мог только беззвучно хрипеть. Она была только рада. Не могла больше слышать этот крик, полный неестественного ужаса и невыносимой боли.
Судороги изгибали, ломали его тело, играли ним, словно жестокий ребёнок тряпичной куклой. Она так устала за эти сутки, что не смогла удержать его. Он упал с кровати на пол, ударившись головой, но и там продолжал биться в бесконечной агонии. Ей хотелось визжать, закрыть глаза и бежать – бежать подальше из этой комнаты, из этого города, из этого мира. Но она осталась. Просто сидела на кровати – и смотрела, сжав руками голову. Ей хотелось плакать, но глаза были сухими.
Прошла вечность. Или две. Она встала, методичными движениями наполнила шприц снотворным, дождалась мгновения между двумя приступами, когда он немножко затих – и воткнула иглу в вену. Терпеливо смотрела, как ослабевают судороги и он, её любимый, её самый родной в этой жизни человек, медленно погружается в спасительный сон. Она даже не казнила себя за то, что не додумалась до этого раньше.
Из последних сил она втащила его на кровать, устроила поудобнее – и потеряла сознание от усталости.
*****
Она исхудала. Под глазами залегли глубокие синевато-серые тени. Кольцо, которое он подарил ей в прошлой жизни, она теперь носила на цепочке – с пальца оно соскальзывало.
В квартире теперь было светло. Однажды в порыве озлобленности на саму себя она открыла чёрные шторы в спальне. На его лице промелькнула слабая тень страдания и она, устыдившись, снова затемнила комнату. Но другие окна с тех пор оставались открытыми. Яркое апрельское солнце проникало везде – кроме его сознания и её души.
*****
Примерно месяц назад заходила его мать – единственный раз за всё время его болезни. Постояла на пороге спальни, посмотрела на сына с любопытством, хмыкнула и с напускной заботливостью в голосе произнесла:
- Ну зачем ты с ним возишься, милочка, жизнь себе ломаешь? Определи его в психушку, да и делу конец.
Ей захотелось убить эту женщину, но она просто вытолкала её из квартиры.
*****
В один из дней она нашла гвозди и молоток, наглухо заколотила балконную дверь и расплакалась. Она так любит сидеть на балконе с книгой и сигаретой, но слишком уж часто и сильно ей хочется сделать этот шаг – вперёд и вниз.
*****
Пытаясь хоть что-то понять, она нашла его большую тетрадь, по несколько раз перечитала все стихи, просмотрела все рисунки, прослушала музыку из его плэйлиста. От всего этого было жутко, но понятнее не становилось. Она даже читала эти стихи ему, но на его лице не отразилось ни единой эмоции. Она отказалась от надежды обрести понимание и решила просто жить для него.
*****
Она глубоко вдыхает, словно перед прыжком в ледяную воду, заходит в спальню, приоткрывает штору, впуская немного света. Он лежит, тихонько постанывая. Она прижимается губами к его лбу. Лоб горячий и влажный – значит, снова болит голова.
Она приподнимает его, взбивает подушку, усаживает повыше, ласково приговаривая:
- Проснулся уже, солнышко, сейчас кушать будем. А потом чем займёмся? Погуляем немножко? Или телевизор посмотрим? Чего тебе хочется, милый?
Он не реагирует, она даже не уверена в том, слышит ли он её. Идёт на кухню, возвращается с тарелкой каши из детского питания, кормит его из ложечки и радуется – он послушно съедает почти всё, хотя обычно ограничивается двумя-тремя ложками.
На этом радость заканчивается. Он не хочет вставать, поэтому она снова закрывает шторы, ложится рядом с ним, обнимает и начинает тихонько рассказывать. О том, что птицы вернулись домой с юга, о том, что на землю вернулись цветы, а после вчерашнего дождя была большая яркая радуга. Она рассказывает о том, что скоро («Слышишь, любимый? Совсем-совсем скоро.») он поправится и тогда они поедут на дачу, будут гулять по лесу, собирать землянику и цветы, купаться в речке, а ночами – смотреть на звёзды («Ты же помнишь, как выглядит ночное небо, любимый?»). Она всё говорит и говорит, свой голос слыша словно со стороны, гладит его по лицу, по волосам, всё крепче прижимает его к себе, чувствует, как его сердце стучится в рёбра, целует его, ощущая губами соль его слезинок, плачет сама, не переставая говорить, но и не веря в свой рассказ, зная, что эта боль – всё, что ей осталось.
С трудом взяв себя в руки, она вытирает его и свои слёзы, покрывает его лицо поцелуями и мягко говорит:
- Просто я люблю тебя…
А он поднимает на неё измученные, лихорадочно блестящие, глаза и впервые за последние месяцы хриплым шёпотом произносит:
- И я… тебя… люблю…
|
| |
| |
